О раскольниках г. Риги - Страница 21

Это, повторяю, совершенно понятно. Но желание «прельщенных сониями» разрешить такие школы и отдать их в таком-то виде под опеку министерства народного просвещения было бы в высшей степени несовременно. Что касается до меня, то я решительно отвергаю всякую возможность предоставить образовательную инициативу необразованному расколу. Из этого кроме шутовства ничего не выйдет, точно так же, как ничего не выходит из приглашения раскольников в общие школы, за порог которых может свободно переступать нога попа господствующей церкви.

Учреждение таких школ не представляет ни особенных затруднений и никакой опасности. Для них можно частию взять в образец открытое при мне «приходское училище при единоверческой церкви св. Михаила Архангела в Риге», а частию кое-что изменить в программе. Самое название этой школы свидетельствует, что она не общая, а исключительно староверская школа, но между тем она существует с ведома правительства; она не запрещена, следовательно, она дозволена. А если староверы, принявшие архиерейское благословение, не хотят мешать своих детей с православными и учреждают особую школу, то как же добиваться, чтобы староверы, не принимающие архиерейского благословения, пустили своих детей в общие школы? Я здесь не вижу ни последовательности, ни… всего другого, даже осторожности и любви к родине и ее спокойному развитию.

Школа при единоверческой церкви завелась очень просто. Некто г. Гутков, бывший некогда лектором латышского языка при Рижской православной семинарии и имеющий диплом на степень домашнего учителя, давно занимался обучением купеческих детей на Московском предместье. Его знают все, от архиерея Платона, до последнего пильщика с Двинской набережной, и раскольники считают его своим человеком. Когда шло дело о школах, до последнего отказа, — то они, очевидно, прочили его себе в учителя, и он ждал этого. Но, когда дело разрушилось обычным отказом в праве «поучить детей по древним книгам», Гутков сошелся с обществом староверов благословенной церкви и, по праву приходского или домашнего учителя, открыл упомянутое училище. У него еще очень немного учеников, но он прекрасно устроил свою школу в помещении, отведенном ему во дворе единоверческой церкви. Школы Гуткова ни в каком отношении нельзя сравнивать со школою Мàрочки: это действительно школа, и Гутков действительно приходской учитель. Одно только дурно, что по семинарской привычке он все бьет детей «по пальчикам», но в самом расположении школьной комнаты, рассадке детей, по манере объяснять — словом, во всех приемах виден учитель опытный и способный. Я делал многим из его учеников разные вопросы, и в каждом ответе видел толковость, делающую хорошую рекомендацию способностям учителя. А этого самого Гуткова рижские староверы беспоповщинские охотно бы приняли в то время, когда они ждали ответа на свою последнюю просьбу.

По программе, составленной Гутковым, в училище при староверской благословенной церкви предположено проходить следующие предметы:

1. Закон Божий:

а) Молитвы.

б) Священная история.

2. Русский язык:

а) Практическо-грамматические правила русского языка.

б) Правильное и четкое чтение по-русски.

в) Русское чистописание.

3. Арифметика:

а) Первые четыре правила простых и именованных чисел.

б) Дроби и тройные правила.

4. Немецкий язык:

а) Правильное и четкое чтение по-немецки.

б) Изучение наизусть немецких слов.

в) Словесные и письменные переводы с легких фраз и далее.

г) Немецкое и латинское чистописание.

5. Рисование (моделей, планов и ландшафтов).

6. Церковное пение и славянское чтение.

7. Обозрение географии и всеобщей истории.

Училище будет состоять из двух отделений.

Я имею основание думать, что это училище в своем ограниченном мире принесет очень много пользы, и притом не стоя правительству ни одного гроша.

Несомненно, что такое же училище Гутков устроил бы и для беспоповщинских раскольников, если бы им это было разрешено, и дети из этого училища вышли бы далеко лучшими гражданами, чем из школы безграмотного и вечно пьяного экс-певчего Мàрочки, а родители их питали бы совсем иные чувства к правительству, которому они если и не делают зла, то и навряд ли желают много добра. Они не станут вредить ему теперь, но, как полагает полковник Андреянов, могут при случае взять и не его сторону, а полковнику Андреянову это ближе знать, чем мне или кому-нибудь другому. Во всех воззрениях на тенденции раскола я, не стесняясь полемическими спорами последнего времени, искренне разделяю мнения П. И. Мельникова, единственного, по моему мнению, беспристрастного современного писателя о расколе, и так же, как он, я решительно не верю в способность раскольников к открытому восстанию. Не верю я этому потому, почему не верю вообще в революционные движения парижских эписьеров. Но приводя себе на память их повсеместный ропот против правительства, припоминая историю, случившуюся в Риге при отбирании метрических книг из моленной, когда все предместье было чуть-чуть не в осадном положении, обращая, наконец, внимание на то, что при самом приглашении раскольников к подписанию сочиненного от их имени верноподданического адреса в их среде поговаривали: «Мы вне закона, нам нельзя подавать адреса», — я готов думать, что раздражать раскольников в угоду духовенству господствующей церкви решительно не следует. Отцы нашей церкви, совершенно разошедшиеся в своих воззрениях с обществом просвещенным и вовсе непросвещенным народом, вряд ли могут проречь все, что может случиться. В государственных же интересах разрешение либерального стремления «поучить своих детей по старопечатным книгам» не может вести за собою ничего, кроме общественного сочувствия, которым сильно правительство раздробившейся на тьмы сект Великобритании.